Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ) - Шульман Нелли

– Я все рассказал, но бесполезно, Клэр умирает. Господь знает, куда бить. Лумумба просил меня позаботиться о его семье, но это сделала Маргарита. Теперь я останусь без Клэр, но я не смогу жить без нее, жить без любви… – он кусал губы, чтобы не завыть. Что-то зашелестело, Виллем встрепенулся:

– Ей нельзя двигаться. Она ранена, Мясник в нее стрелял… – она не открывала глаз, голос был тихим, еле слышным:

– Обними меня сильнее, милый. Как раньше… – девушка запнулась, – я любила, когда ты меня обнимал. Любила и люблю… – он осторожно перевернул ее на бок. Распухшие, измазанные кровью губы дрогнули, изо рта потекла темная струйка. Она закашлялась:

– Так жарко. Побудь со мной немного, не бросай меня, Виллем… – изящная рука задвигалась, он припал губами к ее ладони, целуя каждый палец. Слезы капали вниз, она попыталась приподняться:

– Не надо, милый… – Виллему показалось, что она улыбается, – Господь тебя утешит. Я все слышала, – он вздрогнул, – ты не виноват, любовь моя. Тебя заставили, как заставили меня… – он ловил звук ее голоса:

– Маргарита ничего не сказала о Мбване, – подумал Виллем, – она решила, что мне будет тяжело. Но, когда любишь, такое неважно… – не думая об опасности, он поцеловал соленые от крови губы:

– Все было и прошло, любовь моя. Я здесь, я с тобой, закрой глаза и отдыхай… – девушка подалась вперед:

– Господь тебя утешит… – двигались губы, дрожали слипшиеся от крови ресницы, – ты только помни обо мне, Виллем… – он не отрывался от ее обжигающей щеки:

– Я никогда, никогда тебя не забуду… – она легонько вздохнула:

– Дочку… дочку свою так назови. Пусть маленькая Клэр будет счастлива. Я тебя люблю, милый мой, так люблю… – стервятники, кружившиеся над холмом, хрипло закричали. Виллем взглянул вверх. Лесные голуби порхали над обгорелой травой, ласково перекликаясь, трепеща крыльями:

– Я говорил Клэр, что здесь они похожи на наших голубей в Мон-Сен-Мартене. Я называл ее моей голубкой, но теперь она улетает и не вернется… – приникнув к ее губам, он шепнул:

– Конечно, любовь моя. Спи, ничего не бойся, я всегда останусь рядом… – слушая затихающие удары ее сердца, Виллем сжимал прохладную, помертвевшую руку девушки.

Сначала Маргарита увидела хорошо знакомый ей служебный виллис цвета хаки, с белой надписью De Beers на дверцах.

Зажав в руке десантный нож, она быстро огляделась. Роща была пуста. Над ее головой, в пышной листве, возбужденно кричали обезьяны:

– Они чувствуют запах гари, – поняла Маргарита, – беспокоятся, что пожар дойдет сюда… – копошившихся среди подлеска насекомых, пожар, судя по всему, не волновал. Обойдя термитник, Маргарита напомнила себе об осторожности:

– Здесь водятся змеи, а сыворотки у меня никакой не осталось. У меня вообще ничего не осталось, даже обрывка бинта… – открытая дверца виллиса скрипела под жарким ветром. На Маргариту повеяло острым, звериным запахом. Мартышки скакали среди деревьев, жужжали лесные пчелы.

Ей захотелось оказаться дома, в разросшемся яблоневом саду, спускающемся к ручейку, притоку Амеля. Покойная тетя Цила расставила у низкой ограды участка разноцветные ульи. Краска выцвела от дождя и снега, но каждой весной сонные пчелы исправно вылезали из укрытия, проносясь над зеленеющей травой на лужайке. У крыши особняка щебетали стрижи:

– Сейчас январь, – Маргарита остановилась, – рождественскую ярмарку разобрали, в сквере залили каток. Ребятишки теребят родителей, просят купить в Льеже новые коньки. В кабачках подают монастырское пиво, горячее рагу из капусты с сосисками, на десерт приносят яблочный пирог с карамелью… – двойняшки писали, что именно такой печет тетя Лада, как они называли мачеху:

– Мы пошли в первый класс, – Маргарита читала ровные строки, – сестра Женевьева мучает нас прописями… – кто-то из девчонок нарисовал унылую рожицу, – она теперь директор школы… – названые сестры аккуратно писали Маргарите о своих занятиях. Она получала цветные снимки Мон-Сен-Мартена:

– Это папа, тетя Лада и Мишель с Гаменом… – малышка на руках у Лады тянула ручку к собаке, – это наши, то есть твои клумбы в больничном саду… – Роза и Элиза, в полосатых матросских платьицах, сидели на мраморном бортике фонтана с бронзовыми пеликанами:

– Мы теперь ухаживаем за цветами… – между девчонками стояла большая лейка, – приезжайте с Виллемом скорее, мы покажем вам новую альпийскую горку… – Маргарита вспомнила свою спальню:

– Дядя Эмиль ничего не менял в наших с Виллемом комнатах, – подумала девушка, – он всегда говорит, что в Мон-Сен-Мартене наш дом… – Маргарита спала на старинной кровати, сохраненной шахтерами, под бархатным балдахином. В ее детской, на этажерке прошлого века, стоял растрепанный Готский Альманах, книга с местными легендами и поверьями, «Тиль Уленшпигель», тоже спасенный шахтерами, с автографом автора:

– Барону и баронессе де ла Марк, с глубоким уважением… – Шарль де Костер несколько раз гостил в замке де ла Марков. Маргарита держала у себя семейные альбомы, с немного выцветшими фото:

– Крещение баронессы Элизы де ла Марк, Брюссель, ноябрь 1918 года… – будущий отец Виллем, крепкий парнишка, в неловко сидящем на нем парадном костюме, осторожно держал кружевной сверток. В альбомы заложили старые театральные программки и меню:

– Барон и баронесса де ла Марк имеют честь пригласить вас на торжественный обед по случаю бракосочетания их дочери Элизы и профессора Давида Мендеса де Кардозо… – на атласной бумаге переливалось потускневшее золото семейного герба, головы вепря. Рядом с книгами и альбомами стояла беломраморная статуэтка Мадонны. У подножия Маргарита держала свой молитвенник, с автографом его святейшества:

– У Густи тоже такой есть, покойный папа римский прислал ей открытку… – Маргарита осторожно подошла к виллису, – двойняшки написали, что осенью она приезжала в Мон-Сен-Мартен… – девушка подумала, что кузен мог сделать Густи предложение:

– Она ему давно нравилась, – вздохнула Маргарита, – но, должно быть, она отказала. Бедный Виллем, а теперь и Клэр умирает. Но я верю, что Господь позаботится о нем… – виллис тоже пустовал:

– Даже окурков нет, – Маргарита выдвинула пепельницу, – лепестки на сиденьях со здешних цветов… – в Мон-Сен-Мартене, в спальне девушки, из фарфоровой вазы поднимались засушенные хризантемы, белая и бронзовая:

– Джо прислал мне цветы из Японии. Машина здесь, но где он сам… – Маргарита крепче сжала нож. Зашуршали густые кусты подлеска, она шагнула вперед:

– Джо, милый, Виллем приехал, вы разминулись. Джо, не волнуйся, Шуман сбежал на запад, опасности нет… – у него было отстраненное, холодное лицо. Немного раскосые, темные глаза избегали взгляда Маргариты:

– Он словно меня не слышит, что с ним… – граф Дате скривился, как от боли:

– Я разрываю нашу помолвку. Всего тебе хорошего, будь счастлива… – десантный нож, выпав из руки Маргариты, воткнулся в сухую землю саванны.

Крепкие, белые зубы разгрызли орех. Скорпион, оскалившись, раскрыл ладонь:

– Держи. Видишь, все прошло отлично, как мы и предполагали… – Джо подумал о кольте в кармане пиджака:

– Оружие он мне оставил. Но я не смогу его застрелить… – за спиной русского маячили его хмурые приятели, – иначе я получу пулю в затылок и мое тело сгниет в подлеске… – месье Александр замаскировался с полным знанием дела:

– Маргарита не могла его увидеть… – перед глазами Джо стояло побледневшее лицо девушки, – понятно, что прятаться его учили в армии и разведке… – разговор с бывшей невестой не занял у Джо и пяти минут. Граф Дате не хотел ничего объяснять:

– Что объяснять, когда все и так понятно… – горько подумал он, – то есть мне понятно…

В кармане Скорпиона, как он себя называл, лежал вырванный из блокнота Джо листок, с криво нацарапанными строчками:

– Я, граф Дате Йошикуни (Джозеф Лоуренс Дате) готов передавать требуемые СССР сведения и соглашаюсь получать вознаграждение за работу в размере, оговариваемом в каждом конкретном случае заранее, с моим куратором…